Андрей Берестовский

ГАПОН И «КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Данная статья основана на одноименных курсовой и дипломной работах, защищенных в 2001 и 2002 гг. соответственно на историческом факультете БГПУ в Минске и является результатом исследования, проведенного в 2000-2002 гг. Автор рассчитывает, что таким образом, результаты этого исследования станут доступны широкой публике, как ученым-историкам, изучающим проблему «кровавого воскресенья», так и любому желающему получше разобраться в этом вопросе. При обработке информации из дипломной работы были сохранены стиль изложения и большая часть фактических данных, опущены материалы, касающиеся вопроса начала первой русской революции (дипломная работа называлась «Священник Гапон и его организация. Вопрос о начале первой русской революции») и добавлены результаты дальнейшего исследования по теме в 2005-2008 гг. В Приложении к материалу этой статьи содержится также текст Петиции петербургских рабочих. Автор выражает признательность профессору истфака БГПУ В. М. Фомину за предоставленную из личной библиотеки литературу, включая автобиографию Гапона. Автор рассчитывает, что материал этой статьи не будет использоваться его читателями неподобающим образом (например, для составления плагиата).

ВВЕДЕНИЕ

Надо взять сырые факты во всей их

сырости и чем они сырее, чем меньше

замаскированы хвалительными или

порицательными словами, тем больше

мы имеем шансов уловить и понять живое

явление, а не бесцветную фразу.

Так поступает мыслящий историк.

Писарев Д. И. Мотивы русской драмы.

Q.: And you feel okay about the fact that you’ve put

your personal life so up front in most of your work?

A.: I think that you reveal as much as you want to reveal.

An Interview with Nick Hornby (a British writer)

Ни один вопрос истории не имеет однозначного объяснения в историографии. До сих пор нет единого заключения историков на предмет таких проблем: был ли Гапон полицейским агентом или он был революционером; был ли он популистом или искренне боролся за благо народа; наконец, какова его роль в событиях, приведших к революции.

Причины такого разнообразия взглядов на проблему – в наличии различных методологических и идеологических подходов к ней, а также тот факт, что о Гапоне известно не так много. До создания им Собрания русских фабрично-заводских рабочих он не был известен широким кругам общественности, а писать о нем стали, в основном в связи е событиями петербургской стачки, окончившейся шествием 9 января. Кроме того, сегодня не каждому историку доступен весь спектр литературы о Гапоне и событиях 9 января 1905 г.

Мы попробуем определить место и роль Гапона в деле начала первой русской революции, исходя из объективных исторических данных и принципов политического нейтралитета и научного подхода к проблеме. Для начала дадим краткий обзор доступных работ по истории «кровавого воскресенья» и роли Гапона в этом событии.

Первоисточником по данной проблеме является автобиография Г. А. Гапона «История моей жизни». 0н продиктовал эту книгу английскому корреспонденту, находясь за пределами России в 1905г. «История моей жизни» – практически единственный источник по биографии Гапона от его рождения до приезда на учебу в Петербург. Это богатый материал по детству и юношеству будущего священника, но в нем Гапон рисует обстановку в России исключительно в мрачных тонах, а себя представляет, как борца с социальной несправедливостью едва ли не с пеленок. Но Гапона можно понять: он пишет эти слова после того, как пережил ужасы «кровавого воскресения»; и, к тому же, уже приобрел славу борца за свободу и старался поддержать свой имидж среди западноевропейской общественности (а "История" была рассчитана, прежде всего, на западного читателя).

В «Истории моей жизни» есть и свои особенности. Так, описывая свой конфликт с председателем Комитета приютов Аничковым, Гапон утверждает, что причиной его увольнения из Ольгинского приюта Синего Креста было его влияние на верующих, вызвавшее зависть начальства. Но при этом он умалчивает о другой причине конфликта – его романе и гражданском браке с одной из воспитанниц приюта [10, c.21]. Повествуя о деятельности Собрания русских фабрично-заводских рабочих, он заметно выделяет свою роль в этой организации. А события 9 января Гапон во многом передает по материалам официальных документов и социалистических газет (Он был очевидцем расстрела у Нарвской заставы, а происходившего в других районах столицы он не видел). Возможно, Гапон хотел приукрасить историю, приводя массу непроверенных данных о зверствах царских войск над мирным населением.

В своей «Истории» Гапон не отрицает, что брал деньги у полиции, в частности, у Зубатова, и приводит такой довод в свое оправдание: «Я не смел отказаться от денег, чтобы не вызвать подозрений» [6, c.57]

В конце своей автобиографии бывший священник излагает свое видение будущего русской революции. Описывая события 1905 г. как гражданскую войну, Гапон делает заключение: если народу России не будут даны настоящие свободы (манифест 17 октября 1905 года, согласно которому в России были провозглашены основные демократические свободы, он считает формальным актом), то монархия в России падет.

В своей книге «Царствование императора Николая II» русский историк-эмигрант С. С. Ольденбург также описывает события «кровавого воскресения» и деятельность гапоновского Собрания. Будучи защитником самодержавия, Ольденбург представляет читателю Гапона, как демагога, возмутителя народа, связанного с социалистами и пользовавшегося сношениями с властями как ширмой [14, c.262], Ольденбург показывает существенное отличие гапоновской организации от аналогичных зубатовских. Расстрел рабочей демонстрации 9 января историк оправдывает слабостью полицейского аппарата (т.е. его неспособностью остановить демонстрацию), а также тем, что войска не смогли остановить шествие холостыми выстрелами. Другими словами, ни царь, ни военные, согласно Ольденбургу не виноваты, а виноваты социалисты и Гапон. Далее, для подтверждения своей мысли о социальной опасности Гапона Ольденбург цитирует революционные воззвания этого бывшего священника, в которых Гапон из-за границы призывает к насилию [14, c.271]. Но при этом историк забывает, что эти воззвания написал человек, переживший «кровавое воскресенье».

«По горячим следам» события 9 января описывает и находящийся в эмиграции Ленин. Этой проблеме он посвятил ряд своих заметок. Помимо картины яростных революционных боев рабочих с царской армией 9-11 января 1905 г. в этих заметках присутствует и своеобразная оценка Гапона.

В статье «Поп Гапон» Ленин называет его зубатовцем, предполагает, что он мог быть «бессознательным орудием» плана намеренной расправы царя над рабочими. И отмечает: «…Нельзя… безусловно исключить мысль, что поп Гапон мог быть искренним христианским социалистом» [11, c.211]. А в статье «Царь-батюшка и баррикады» Ленин «расширяет» историческую роль Гапона: «Их (многих рабочих – А. Б.) чувства и уровень знания и политического опыта выразил свящ. Георгий Гапон, и в этом состоит историческое значение той роли, которую сыграл в начале русской революции человек, вчера еще никому неведомый, сегодня ставший героем дня Петербурга, а за Петербургом и всей европейской печати» [11, c.217]

Из этого следует, что Гапон, по мнению Ленина, был всего лишь своего рода «рупором» рабочего класса, но при этом мог оказаться также частью плана по расправе над рабочим движением и даже не догадываться об этом. (К слову, в дальнейшем Ленин тесно общался с Гапоном в Женеве и даже подарил ему, по некоторым данным, свою книгу «Две тактики социал-демократии в демократической революции» [20, c.28])

При этом в вышеупомянутых заметках Ленин широко пользуется сообщениями европейской печати и его соратников из России. О том, насколько состоятельна его концепция намеренного расстрела рабочих и о том, насколько достоверны его источники, речь в данной работе пойдет позже.

Примерно таких же взглядов, как и Ольденбург на Гапона придерживается современный российский историк-консерватор О. А. Платонов. Ссылаясь на мемуары одного из ближайших сподвижников Гапона Варнашова (в других публикациях – Варнашева, – А. Б.), в своем труде «История русского народа. XX век» он утверждает, что Гапон был под контролем социалистов [4, c.18].Кроме того, Платонов бездоказательно утверждает, что Гапон постоянно, т.е. еще до ноября 1904 г. находился в контакте с союзом Освобождения – объединением либеральной оппозиции России [4, c.18]. Но Варнашев, на которого ссылается Платонов, мог быть заинтересован в возвышении своей роли и принижении роли Гапона. К тому же, изданная при советской власти книга Варнашева хорошо вписывалась в официальную историографическую концепцию роли рабочего класса, масс и личности в истории.

Кроме того, Платонов приводит некоторые высказывания Гапона, сделанные после «кровавого воскресенья», как доказательства его преступных замыслов [18]. Однако, по нашему мнению, изложенному выше, такие высказывания, скорее всего, обусловлены впечатлением Гапона от увиденного им 9 января.1905 г. Бывший священник мог также подыгрывать своему имиджу борца за свободу.

События 9 января 1905 г. Платонов трактует в духе работы Ольденбурга и доклада царю директора департамента полиции Лопухина как провокацию революционеров [18; 2, с.207; 7, л.8].

Взгляд Платонова на революцию, как на масоно-сионистский заговор отразился и на его объяснении причины убийства Гапона. Так как организаторам этого убийства был еврей Рутенберг, а ЦК ПСР отказалась взять на себя ответственность за гибель Гапона, то Платонов делает вывод, что этого священника, как лишнего свидетеля, убили сионисты, к которым он относит и Рутенберга [18].

Кстати, интересно, что Платонов в глазе «Истории русского народа», посвященной Гапону и началу революции неоднократно ссылается на литературу, изданную при советской власти, и ни разу не опирается на данные своего единомышленника Ольденбурга, хотя у него есть ссылка на труды Ольденбурга в другой главе «Истории русского народа»"

Зарубежный историк, специалист по истории России, Р. Пайпс в книге «Русская революция» передает историю гапоновского Собрания в основном по автобиографии Гапона (книге доступной на Западе, но, возможно, недоступной Ольденбургу, издавшему свой труд в Югославии в 1939 г.). Пайпс скорее всего верит утверждениям Гапона, о своем искреннем сочувствии тяготам русского народа, хотя и пишет: «Трудно сказать, что было на уме у Гапона…» [16, c.32]. Что касается вопроса о сотрудничестве Гапона с полицией, то на него Пайпс дает ответ, что Гапон не скрывал своего сотрудничества с властями и не был полицейским осведомителем, а «к концу 1904 г. было уже трудно определить использует ли полиция Гапона или Гапон полицию» [16, c.32].

Будучи либеральным историком, Пайпс утверждает, что именно российские либералы оказали решающее воздействие на сознание этого священника и побудили его включиться в политическую борьбу, а социалисты отвергли его. В подтверждение этого тезиса историк приводит цитату из гапоновской автобиографии, где говорится о консультации Гапона с либеральной интеллигенцией, которая предложила ему составить рабочую петицию царю [16, c.33; 6, с.73-74].

Расстрел 9 января Пайпс описывает как трагическую случайность: демонстрацию не запретили, а только установили военные кордоны, чтобы не допустить шествие к Зимнему дворцу. Демонстранты, охваченные религиозной эйфорией не остановились, несмотря на предупредительный холостой залп, и солдаты были вынуждены стрелять на поражение [16, c.34-35]. Этим рациональным объяснением, книга Пайпса отличается от изложения событий историками левого и правого флангов.

Современную научную биографию Г. А. Гапона излагает российский историк И. Н. Ксенофонтов в книге «Георгий Гапон: вымысел и правда». Этот 320-страничный труд, посвященный непосредственно личности Га-ножа и деятельности его организации примечателен тем, что опирается на данные царских полицейских архивов и мемуарной литературы первых трех десятилетий XX века. А эти данные доступны сегодня не каждому исследователю. К тому же эта книга во многом свободнее от идеологических штампов, как марксизма, так и либерализма и консерватизма, чем вышеперечисленные и многие из тех, о которых речь пойдет дальше.

Ксенофонтов, как и Пайпс, не согласен с распространенным мнением, что Гапон был платным полицейским агентом. Оба историка доказывают это тем, что он не был полицейским информатором, хотя и брал деньги у полиции. (Ксенофонтов приводит архивное свидетельство, что полиция выдавала деньги на организацию чайной на ул. Оренбургской, 23 – той самой чайной, в которой поздней образовался клуб, из которого, в свою очередь — Собрание русских фабрично-заводских рабочих) [10, c.39].

Книга «Георгий Гапон» примечательна также тем, что в ней серьезное внимание уделено группе рабочих — помощников Гапона, которые вместе с ним основали Собрание и безусловно влияли на атмосферу внутри него. Хотя труд Ксенофонтова в значительной степени свободен от идеологических штампов, можно заметить некоторое «полевение» его взглядов, когда он описывает предпосылки «кровавого воскресенья» и события 9 января 1905 г. Можно проследить с этого момента некоторое сочувствие социал-демократам, в частности, большевикам, хотя Ксенофонтов и не скрывает просчеты социал-демократов, совершенные накануне начала первой русской революции.

В «Георгии Гапоне» вина за «кровавое воскресенье» полностью возложена на царя и великого князя Владимира, и приводятся доведи в подтверждение тезиса о намеренности расстрела рабочей демонстрации [10, c.116; см. также 5, с.54-55]. В этом взгляды Ксенофонтова совпадают с позицией советской историографии по данному вопросу: царское правительстве специально расстреляла мирную демонстрацию, чтобы спровоцировать рабочих на восстание и потопить это восстание в крови.

В целом в книге Ксенофонтова Гапон оценивается как авантюрист, который часто плыл по течению и пал жертвой политической борьбы.

Нельзя обойти вниманием и две художественные книги, сообщающие о личности Гапона и о «кровавом воскресении». Обе книги написаны марксистами, и содержат оценку Гапона в духе высказывания Маркса и Энгельса: «Христианский социализм – это лишь святая вода, которой поп кропит озлобление аристократа» [12, c.449].

Так меньшевик-эмигрант Б. Н. Николаевский в книге об Азефе «История одного предателя» повествуя о «кровавом воскресении» и вызванном им революционном взрыве как бы невзначай упоминает Гапона, как «авантюриста» и «проходимца»,случайно оказавшегося на гребне волны революционного подъема народных масс [13, c.113]. Несколько позже Николаевский уделяет целую главу описанию жизни Гапона за границей, его возвращению в Россию и гибели. Но такое внимание к «авантюристу» и «проходимцу» вызвано лишь попыткой вице-директора департамента полиции Рачковского использовать Гапона, как посредника для вербовки видного эсера. Рутенберга, с которым Гапон мог быть знаком еще задолго до событий «кровавого воскресенья». Таким образом, в повести Николаевского Гапон -- лишь случайная фигура в истории, о его Собрании даже не упоминается.

Роман-хроника В. И. Ардамадского «Перед штормом» освещает жизнь Гапона более основательно. Эта книга на лишена несколько тенденциозных оценок личности священника-революционера, но зато основана на богатом архивном и библиографическом материале. Ардамадский, в отличии от Ксенофонтова не передает подробную информацию из «Истории моей жизни» только останавливается на некоторых моментах из биографии Гапона, Также писатель опровергает тезис о том, что этот священник был наемником царской охранки – т. е. он не был информатором, хотя и брал деньги у полиции на организацию Собрания. Помощников Гапона Ардамадский характеризует как рабочую аристократию и не упоминает об их возможном партийном прошлом [2, c.61].

События 9 января 1905 г. и предшествовавший им период описаны в духе положений марксизма-ленинизма: рабочий класс под влиянием социал-демократической агитации и ухудшения положения народных масс поднялся на борьбу, а Гапон со своей петицией уже не мог руководить ими, и плыл по течению

Заграничная жизнь Гапона и его возвращение в Россию описаны весьма подробно, но в том же духе, что и в описании Николаевского: испорченный славой Гапон падает нравственно и, в конце концов, попадает под контроль полиции, и рабочие казнят его за сотрудничество с ней.

Весьма подробно освещена Арадамадским деятельность эсера Рутенберга – друга Гапона, хотя его роль в жизни последнего писатель, скорее всего, преувеличивает.

Взаимоотношения Гапона с леворадикальными партиями в эмиграции и его жизнь после бегства за, границу и до его гибели описаны в статье Г. Усыскина «Поп Гапон», опубликованной в журнале "Родина" в 1993 г. Материал статьи опирается на данные публикаций 1909,1912 г.г. Архива Дома Плехановых, воспоминаний Крупской и, т.о., дает возможность лучше рассмотреть этот период жизни Гапона

В статье есть критическая оценка священника--революционера, но нет «поливания его грязью». Критичность может быть обусловлена некоторыми симпатиями автора статьи к Ленину и Плеханову, которые, в конце концов, перестали интересоваться этим «героем революции» [20, c.29]. Но в большей степени такая критичность связана еще и с переменчивостью бывшего священника: то он проклинает царя и пытается объединить социалистические партии, то, по возвращении в Петербург, призывает рабочих удерживаться от насилия [20, c.25-29].

Статья "Поп Гапон" была одной из «первых ласточек» среди работ постсоветского времени, отражавших попытку преодолеть сложившийся в историографии стереотип представления о Гапоне, как о «провокаторе»

Это далеко не полный список источников и публикаций по данной проблеме, потому что до наших дней дошли не все источники, а из тех, которые дошли – не все доступны исследователям. Из той литературы, которая описана выше явствует, что имя Гапона упоминалось в ней в основном в связи с «кровавым воскресеньем», а серьезно исследованием его биографии кроме него самого занимались только И. Н. Ксенофонтов и В. И. Ардамадский. Если отбросить некоторые неясные подробности, то вышеописанная литература дает современному исследователю возможность разобраться в сущности противоречий вопроса о начале первой русской революции и определить роль Гапона в ней. Для этого требуется интеллектуальная честность и беспристрастность, чего, к сожалению, не хватало, в какой-то степени, всем вышеупомянутым писателям. Кроме того, правильно оценить и понять проблему начала этой революции и место Гапона в ней поможет руководство здравого смысла.

Некоторую помощью в понимании роли личности царя Николая ІІ в событиях первой русской революции может оказать фильм «Романовы. Венценосная семья». Сюжет фильма охватывает последние годы жизни императора, и перед зрителем предстает образ мягкого, смелого, но в то же время не готового к жесткой борьбе царя. Не последнюю роль в крушении Российской империии сыграла сама личность императора. Это не был Иван Грозный или Николай І, которые были способны топить оппозицию своей власти в крови. Это не был также гибкий правитель, готовый отказаться от самодержавной власти в пользу конституционной монархии.

0Б30Р БИОГРАФИИ Г. А. ГАПОНА.

Надо начинать и бросать.

И опять начинать, и опять бросать.

Толстой Л. Н.

Георгий Аполлонович Гапон родился в селе Беляки Кобелекского уезда Полтавской губернии в 1871 г. Отец будущего «революционера в рясе» был волостным писарем, мать – простой крестьянкой. По окончании начальной школы мальчик был отправлена Полтавское духовное училище, где на него мог оказывать влияние преподаватель-«толстовец» Трегубов. В 15 лет Георгий поступил в духовную семинарию в Полтаве. Не его юношеский максимализм побуждал ere «начинать и бросать» в духе Толстого: он те бросал учебу, то требовал хорошей отметки, угрожая, по некоторым данным, самоубийством [10, c.8-10]. Это закончилось тем, что из-за плохой аттестации 22-детний Георгий не мог поступить в Духовную академию, и вынужден был работать земским статистом.

Спустя некоторое время Гапон женился и под влиянием жены, а также под протекцией полтавского епископа. Иллариона, устроился работать священником Кладбищенской Церкви. Будучи хорошим оратором, молодой священник нашел себя в выступлениях перед прихожанами. Однако в 1898 г, era жена умерла, оставив Гапону двоих детей. И эмоциональный характер священника снова взял над ним верх: в тот же год, заручившись протекцией Иллариона и одной полтавской помещицы, он обер-прокурора Синода Победоносцева и ряда других чиновников права сдавать вступительные экзамены в Петербургскую духовную академию. Наконец, энергичный священник поступил. И снова стал «начинать и бросать». Помимо учёбы у него была работа. Сначала в миссии для рабочих, затем в Церкви Скорбящей Божьей Матери, потом в Ольгинском приюте Синего Креста -— всякий раз выдвигал идеи об улучшений положения рабочих, суть которых. сводилась к созданию общества взаимопомощи рабочих, независимого от Церкви.

Летом 1902 г. Гапон бросил учебу и уехал с бывшей воспитанницей Ольгинского приюта к себе домой, но затем остыл и, с помощью митрополита Антония смог восстановиться в Академии. В это же время чиновник особых поручений при департаменте полиции Михайлов познакомил Гапона с Зубатовым.. (Офицер царской полиции Зубатов был создателем организации рабочих профсоюзного типа, проводившей экономические забастовки под руководством и защитой полиции.) Последний заинтересовался социально-экономическими проповедями Гапона среди рабочих. Но Эубатову так и не удалось вовлечь этого священника в свою организацию: Гапону хотелось создать рабочее общество, независимое от полиции. Он общался с Зубатовым и его последователями, но, в то же время, оставался в стороне и, согласно некоторым данным, готовился перехватить у него инициативу (по воспоминаниям самого Гапона его друзья рабочие убедили его сформировать из их числа комитет для тайного руководства зубатовской организацией) [6, c.59]. В августе 1903 г. после событий в Одессе, дискредитировавших Эубатова и его движение, Гапон взял инициативу в свои руки. Сначала он организовал чайную, затем на ее основании рабочий клуб, а в сентябре-ноябре 1903 г. был разработан устав Собрания русских фабрично-заводских рабочих, и после регистрации у градоначальника и утверждения устава министром внутренних дел Собрание разрослось по всему Петербургу (но не за его пределами). В конце 1904 г. в эту культурно-просветительскую организацию стали проникать крамольные настроения: отчасти по причине роста организации, отчасти благодаря вступлению в ее ряды сформировавшихся революционеров из рабочих [10, c.61-62].Также влияние оказало и поражение страны в русско-японской войне. Кроме того, Гапон общался с членами союза Освобождения в ноябре 1904 г. и с социал-демократами накануне «кровавого воскресенья». Таким образом, и Собрание, и его лидер уже глубоко интересовались политикой. После неудачной попытки восстановить четырех своих членов на работу на Путиловском заводе, Гапон и его Собрание организовали забастовку путиловцев. За несколько дней (с 3 по 7 января) стачка охватила весь промышленный Петербург. Тем временем Гапон и его окружение составили петицию от рабочих к царю, которая содержала социально-экономические требования, требование созыва Учредительного Собрания и политической амнистии. 9 января священник организовал шествие рабочих к этой петицией к Зимнему дворцу. После расстрела войсками шествия, уведенный с места трагедий эсером Рутенбергом, Гапон ушел в подполье и при помощи социал-демократов (а по другим данным эсеров) и Горького скрылся за границу.

За границей священник-революционер, приобретший имидж борца за свободу, написал свою автобиографию, вступал ненадолго в партии социал-демократов, а затем эсеров. На деньги финской партии активного сопротивления, добивавшейся выхода Финляндии из состава Российской империи, был снаряжен корабль оружием для русских революционеров, который сел на мель на подступах к России и был взорван своей командой. Гапон принимал участие в этом мероприятии. Утверждается, но не доказано, что Гапон был испорчен революционной славой и вел аморальный образ жизни за границей [13, c.146].

После амнистии, объявленной манифестом 17 октября 1905 г., Гапон вернулся в Петербург в декабре 1905 г. Он восстановил свою организацию, но то ли по причине своего разочарования в политике, то ли под влиянием своего нестабильного и эмоционального характера и свойственного ему авантюризма вскоре оказался под контролем вице-директора департамента полиции Рачковского. Рачковскому было нужно, чтобы друг Гапона эсер Рутенберг стал полицейским информатором; взамен Рачковский обещал большие деньги бывшему священнику. Рутенберг, с которым Гапон связался в Москве в начале 1906 г., скоро понял, что от него ожидается, и заманил Гапона в ловушку. В дачном домике под Петербургом Рутенберг устроил беседу с Гапоном, в которой тот откровенно говорил о сотрудничестве с полицией за деньги, и слышавшие это рабочие, спрятанные в соседней комнате, убили своего развенчанного кумира. Это произошло 10 апреля 1906 г.

ГАПОНОВСКОЕ СОБРАНИЕ: ЦЕЛИ, ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, ОТНОШЕНИЯ С ВЛАСТЯМИ

В июле 1901 г. на учредительном съезде в Минске

было провозглашено создание Еврейской независимой

рабочей партии. Забастовки, организованные ЕНРП,

практически всегда достигали своих целей, поскольку

пользовались поддержкой жандармерии и полиции.

Гельман З. Любимая женщина полковника Зубатова//Союз Беларусь-Россия 23.10.2008. №40, с.4

В первом параграфе устава Собрания были указаны его цели: «а) для трезвого и разумного препровождения членами Собрания свободного от работ времени с действительной для них пользой, как в духовно-нравственном, так и в материальном отношениях, б) для возбуждения и укрепления в среде членов-рабочих русского национального самосознания, в) для образования и развития в них разумных взглядов на обязанности и права рабочих и, наконец, г) для проявления членами Собрания самодеятельности способствующей законному улучшению условий труда и жизни рабочих» [1, с.124 цит. по: 10, c.21]. Из этого ясно, что гапоновское Собрание создавалось как лояльный властям профсоюз и культурно-просветительная организация. Устав не предусматривал принятие в eго ряды "нерусских" (т. е. неправославных) рабочих.

В деятельности Собрания до событий 9 января 1905 г. можно выделить два периода: 1. лоялистсткий – до октября-ноября 1904 г. и 2. оппозиционный – октябрь-ноябрь 1904 г. – 3 января 1905 г. Такая периодизация дает ясную картину эволюции этой организации в общественно-политическое движение. Кроме того, такая периодизация не оставляет места для политических спекуляций историков как левого, так и правого толка.

Один из соратников Гапона Варнашев в своих мемуарах писал, что Гапон разработал требования петиции еще в марте 1904 г. под влиянием своего окружения [18 и 4]. Но при этом в своей книге Варнашев заострял внимание читателя на окружении Гапона (к которому он и относился) и по всей видимости преувеличивал роль этого окружения. Маловероятно, что Гапон составил проект такой петиции в марте 1904 г. так как он, по свидетельству знавших его людей, слабо разбирался в политике.

В первый период своей деятельности Собрание, судя по всему, строго придерживалось своего устава: его члены занимались самообразованием, материальной взаимопомощью, гнали из своих рядов революционных агитаторов, пели на своих встречах «Боже царя храни». Война с Японией была воспринята ими в правопатриотическом духе.

Второй этап характеризовался изменениями во всех этих областях. С октября 1904 г. Члены Собрания уже не пели «Боже царя храни» [10, c.61-62]. В организацию стали проникать революционные элементы, а также, по словам самого Гапона: «…мы пригласили поляков, финнов и евреев примкнуть к нам» [6, c.72] Члены Собрания все больше интересовались политикой и неудивительно, что в их среде, в конце концов, нашли отклик идеи о государственном переустройстве.

Почему произошла такая глубокая перемена? В конце 1904 г. имел место общий подъем политической активности, который затронул и Собрание. Ниже речь пойдет о том, почему он затронул такую лояльную властям организацию.

Что касается отношения властей к Собранию, то оно не было однозначным. Так, по некоторым данным, полиция давала деньги на организацию чайной, из которой выросло Собрание [10, c.39]. Росту и созреванию клуба никто не препятствовал, но и особой поддержки не оказывал. Регистрация Собрания состоялась 9 ноября 1903 г., а утверждение его устава – только 15 февраля 1904 г., хотя Собрание уже в сентябре активно действовало, а в ноябре имело свой устав. Возможно всему виной бюрократические задержки, но, скорее всего, здесь имела место осторожность властей: они вынуждены были лавировать между предпринимателями и рабочими. В пользу тезиса об их осторожности свидетельствует тот факт, что, утверждая устав Собрания, министр внутренних дел Плеве разрешил открывать отделения Собрания по всему Петербургу, но не за его пределами [10, c.45].

Позднее городские власти поддерживали Собрание вплоть до момента, когда январской стачкой 1905 г. был охвачен весь Санкт-Петербург. Поддержка эта выражалась в предоставлении помещений для отделений Собрания и всевозможных льготах и протекциях. Есть сведения, что на открытии очередного отделения организации градоначальник Фуллон пожелал рабочим всегда одерживать верх над капиталистами (т.е. предпринимателями) [14, c.263].

После объявления забастовки путиловцами отношение властей к Гапону и Собранию стало медленно меняться к худшему. Но, по словам Ольденбурга, градоначальник Фуллон «до последней минуты надеялся, что Гапон «уладит все дело»» [2, c.125]

Когда дело стало принимать политическую окраску, против Гапона и его движения выступили все представители властей.3 января министр внутренних дел приказал Фуллону арестовать Гапона (37). Хотя в дальнейшем консервативные историки и аналитики клеймили этого священника, как агента социалистов и проходимца, все-таки полиция в лице директора ее департамента отличала его от деятелей революционных партий. Так директор департамента полиции Лопухин в своем докладе царю е событиях 3 января, показывал отличие Гапона от «действительных революционеров», хотя и клеймил организатора шествия к Зимнему дворцу как их сообщника [2, c.128].

Что касается капиталистов, то они, видимо, никогда не поддерживали Собрание, но до поры до времени мирились с его существованием.

ПРАВОСЛАВИЕ И ГАПОН

«Бонапарт Бонапартом, а мы пуще всех надеемся

на милосердие Божье, да и не о том речь». Именно

не о том теперь речь: Большова занимает не суд

на втором пришествии, а предстоящие хлопоты по делу.

Добролюбов Н. А. Темное царство

А каково было отношение Православной Церкви к общественной деятельности подобного рода одного из своих священников?

Безусловно, Русская Православная Церковь (в дальнейшем – РПЦ) начала ХХ века была идеологическим оплотом самодержавия. Но почему руководство РПЦ позволило Гапону создать организацию, которая, в конце концов, оказалась в водовороте политической борьбы?

Надо сказать, что и Синод и митрополит отлично понимали, что прихожане РПЦ в целом не проводили различия между личной инициативой священника и деятельностью, на которую его уполномочила Церковь. И Синоду, и митрополиту было ясно, что Собрание Гапона может стать объектом влияния революционных партий, а это – риск скомпрометировать РПЦ или в глазах народа, или в глазах правительства.

Тем не менее, РПЦ закрывала глаза на деятельность Гапона. Это было связано с ее положением в Российской империи. Церковь была не независимой религиозней организацией, а частью государственного аппарата. Если бы РПЦ лишила Гапона сана, как только он взялся за создание своей организации рабочих, это вызвало бы недоумение народа и недовольство светской власти. Последней Гапон был нужен как более надежный противовес революционным агитаторам, чем полицейский полковник Зубатов.

Когда разворачивались события январской стачки и подготовки шествия к царю с петицией, митрополит хотел вызвать Гапона к себе для объяснений, но тот не пошел [6, c.87]. И вообще, тогда уже ни светские, ни религиозные власти ничего не могли изменить.

По приказу Гапона (а по другой версии — по предложению рабочих) демонстранты взяли ат… Продолжение »